Не скудеет басами Россия!

Он спел 80 партий, из них 53 - ведущих. Больше удалось только Шаляпину. Возможно, поэтому нынче во всём мире Нестеренко называют «вторым Шаляпиным». Зато двадцать одну оперу исполнил на языке оригинала - высота, которую Фёдору Ивановичу взять не удалось.

На сегодняшний день он лучший бас не только в России, но и в мире. Евгений Нестеренко – народный артист СССР, Герой Социалистического Труда. Солировал в разное время в Малом оперном театре, Ленинградском Театре оперы и балета, государственном Академическом Большом Театре России. Многажды выступал на всех лучших площадках мира. Как профессор, преподавал в Ленинградской консерватории, Московском музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных, Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского, Венской музыкальной академии.

Евгений Евгеньевич исполнил несколько сотен сольных концертных программ вокальных произведений русских и зарубежных композиторов; русских народных песен, романсов, арий из опер, ораторий, кантат и других произведений для голоса с оркестром, церковных песнопений. Всего за свою творческую карьеру Нестеренко выступил на сцене более 3500 раз, в том числе в 1700 оперных спектаклях и 1800 концертах. У него голос редчайшего великолепия и мощи — от глубочайших басовых низов до баритоновых верхов — голос, который называют "басом планетарного звучания", "голосом века", а самого певца — самым выдающимся басом мира, позволяет ему исполнять огромный по диапазону репертуар. Он записал более 70 пластинок и дисков на отечественных и зарубежных фирмах грамзаписи, в том числе более 20 опер (полностью!), арий, романсов, народных песен.

Партия «Бориса Годунова» в исполнении Нестеренко считается непревзойдённой. Это как эталон метра, хранящийся в предместье Парижа, - на все времена.

Этот певец не знает в мире себе равных по исключительной дикции на любом языке оригинала. Даже если то будет тяжелейший – венгерский язык. У Нестеренко – четыре самых престижных международных премии, включая «Грэмми»; пять самых престижных международных призов, в том числе три золотых диска. Он – лауреат Ленинской премии, кавалер нескольких отечественных орденов, включая орден Ленина, и двух зарубежных государственных наград. Долгие годы был членом худсовета Большого театра и Союзконцерта, совета Московской консерватории, председателем оперной секции Всесоюзного музыкального общества, членом президиума правления Советского фонда культуры, членом правления Ассоциации музыкальных деятелей Союза советских обществ дружбы и культурных связей с зарубежными странами, членом центральных правлений Общества советско-венгерской дружбы и Общества дружбы СССР–ФРГ. Академик Нестеренко – автор нескольких сотен печатных трудов — книг, статей, интервью.

Когда мы с Евгением Евгеньевичем познакомились, треть столетия тому назад, он не обладал и третью всех перечисленных регалий и наград. Олимпийским летом 1980 года наша Секция зрителей при Всероссийском театральном обществе, в которой я состоял, устроила творческий вечер Нестеренко в Доме актёра имени А. Яблочкиной. Певец прибыл вместе с женой Екатериной Дмитриевной. Она с материнской, даже не супружеской, заботой опекала каждый шаг своего «Женечки». Мы с девчатами из бригады Большого театра в это время готовили фуршетный стол в большой гримуборной. Дурачась, я пародировал вокальную разминку Нестеренко, которую удалось подслушать. То, что я изображал голосом, на письме передать невозможно. А потому девчата очень веселились. И вдруг их лица стали каменными. Оборачиваюсь - на пороге супруги: гневная Екатерина Дмитриевна и сконфужено улыбающийся Евгений Евгеньевич. Описать то моё состояние тоже нельзя. Весь вечер я чувствовал себя словно голым и побитым. Однако под занавес встречи Евгений Евгеньевич отвел меня в сторонку и поинтересовался:

- Скажите, Михаил, а вам никогда не приходило в голову серьезно заняться пением?

Второй раз за вечер я испытал состояние рыбы, выброшенной на сушу. Но, помнится, промямлил что-то относительно собственного возраста, моего капитанского звания, службы в «Красной звезде» и двоих детей. А главное: я ведь даже нотной грамоте не обучен!

- Между тем у вас есть определенные данные и их можно было бы развить. Правда, пришлось бы много работать. Но я ведь тоже не транзитом после школы попал в консерваторию. И в военном училище учился, и потом инженерно-строительный институт закончил, и несколько лет прорабом поработал. Так что было бы у человека желание, а достичь всего можно. В любом случае приходите завтра ко мне домой на Фрунзенскую набережную. Давно мечтаю выступить в «Красной звезде» - газете, которую с пелёнок знаю…

Здесь мне придётся опустить в целях экономии места очень многие приятные для меня во всех отношениях подробности и визита к певцу, и нашей длительной дальнейшей совместной работы, и того, как я дико извинялся перед Екатериной Дмитриевной, и как она меня, смеясь, простила, и как потом всегда поила чаем…

Главным было одно, что в военной газете появилось почти на полосу выступление Нестеренко. А это для его семьи очень важно.

Его отец был обычным армейским офицером со всеми вытекающими отсюда последствиями - дальними гарнизонами, предельной занятостью по службе.

И, тем не менее, человеком, любящим музыку, литературу, искусство вообще, певец стал именно потому, что так воспитывали его родители - Евгений Никифорович и Екатерина Степановна Нестеренко.

Отец прошёл всю войну, дрался на многих фронтах - в том числе под Сталинградом. Мать ждала его беззаветно, сумев в неимоверно тяжких условиях сохранить жизнь детям. Наградой ей, скромной учительнице, было возвращение мужа с войны - живым и невредимым.

«Когда отец поступил в бронетанковую академию, мы жили в узенькой, как пенал, комнатке одной из московских коммуналок, - вспоминал Нестеренко. - «Грыз науку» папа неистово, пропадая в академии целыми днями напролет. Но как мы ждали его по вечерам! Вдвоём с матерью они читали в лицах пьесы русских и зарубежных драматургов, декламировали стихи. Часто папа снимал со стены гитару. Тогда я впервые услышал знаменитую «В землянке» - «Бьется в тесной печурке огонь...» Отец рассказывал, как приехала к ним на передовую бригада артистов и один из них спел эту песню. Красноармейцы и командиры просили её повторить ещё и ещё, пока не запомнили мелодию, а слова записывали на клочках бумаги для самокруток. А сколько других песен я услышал от отца - советских песен, русских народных. Хотя папа и не обладал сколь-нибудь заметными вокальными данными, зато он прекрасно понимал: ничто так не облагораживает душу человека, как музыка.

Когда мы переезжали к новому месту службы и поселялись в очередной казенной квартире, мать с отцом первым делом устанавливали этажерку для книг и определяли место для патефона с внушительным набором пластинок. Потом, священнодействуя, расставляли по местам томик за томиком, диск за диском, а мы с сестрой им помогали.

В нашей скромной семейной библиотеке была книга «Дни и годы П.И. Чайковского», которую отец подарил маме перед самой войной. Едва научившись читать, я подолгу перелистывал её, еще слабо понимая содержание, но раз и навсегда усвоив, что Чайковский - это что-то великое и светлое, если о нём с таким восхищением говорят родители.

Позднее, повзрослев, я навсегда полюбил его сочинения. Но мог ли тогда даже предположить, что пройдет время - и на Международном конкурсе имени П.И. Чайковского мне будет присуждена золотая медаль лауреата?

Лет в двенадцать (к тому времени мы оказались в Челябинске) я получил возможность серьезно заниматься музыкой. Но, проучившись два года, забросил упражняться на фортепиано. Ни отец, ни мать не стали меня принуждать насильно, от чего, я теперь понимаю, врожденная тяга к музыке была сохранена во мне. Потом меня снова потянуло к инструменту, я стал заниматься самостоятельно, начал пробовать робко пробивающийся басок. И здесь родительский такт сыграл немаловажную роль: отец и мать не восторгались проклюнувшимися способностями их чада, а если и поощряли мои занятия, то ни я сам, ни окружающие того не замечали.

Не могу с благодарностью не вспомнить еще один источник моих музыкальных привязанностей - военный духовой оркестр. Будучи начальником военного училища, отец, что называется, лелеял и пестовал оркестр. Во многом благодаря папиным заботам и стараниям музыкальный коллектив жил и развивался, пополняя репертуар интересными, порой редко исполняемыми произведениями. О популярных маршах и вальсах говорить не приходится, но именно на концертах училищного оркестра услышал я впервые произведения Обера и Гуно, Глинки и Мусоргского.

Когда кто-нибудь из курсантов, молодых офицеров или нас, детей, говорил, что не смог понять какое-то произведение, отец всегда советовал: послушай еще раз, перечитай снова, подумай - и ты все поймёшь.

Музыка, стихи, проза, живопись - все это создается для самых обыкновенных людей. Надо только дать себе труд вдуматься, о чём хотели тебе сказать творцы.

И так же поступали сами мои родители: они вовсе не считали себя знатоками культуры. Просто они не хотели и не могли – это стремление свойственно, думаю, всем интеллигентным людям - замыкаться в рамках сиюминутных житейских забот.

Почему я так долго и подробно вспоминаю обо всем этом? Потому что каждая семья, по моему твердому убеждению, должна, прежде всего, заботиться об эстетическом воспитании своего подрастающего поколения. Эту величайшую обязанность нельзя перекладывать ни на ясли, ни на детсады, ни на школу, ни на какие иные учебные заведения. Только в семье можно и должно выращивать людей интеллигентных, образованных, культурных».

Стоит ли говорить о том, что выступление Нестеренко в «Красной звезде» имело оглушительный успех. Ему пачками приходили письма, и я их доставлял в Большой театр, на Фрунзенскую. Встречи и беседы с Евгением Евгеньевичем стали для меня великолепным музыкальным факультетом. Он врожденный педагог. Будучи всего лишь на десять лет старше меня, он уже тогда виделся мне умудренным опытом музыкальным академиком. Очень много преподавал. И при этом много сил отдавал воспитанию сына Максима, хотя и жаловался, что так редко с ним бывает. «Не поверите, - говорил он мне, - но я собрал Максику библиотеку ещё задолго до его рождения. Думал так: Достоевский нужен, полный Пушкин - обязательно, «Илиада» Гомера, Гоголь, ну и так далее... Потом когда мальчик подрос, я увидел, что его больше интересует рисование. Насильно в оперу, даже на свои спектакли, не водил, чтобы не вызвать отвращения к серьёзной музыке. Родитель ни в чём не должен быть деспотом своему чаду. Маленький, но человек. Так воспитывали меня». (Ныне Макс - художник-график, член Союза художников России, работает креативным директором дизайнерской фирмы, преподает в московском филиале Британской высшей школы дизайна).

Сегодня Евгений Нестеренко считается лучшим исполнителем произведений М.П. Мусоргского.

Это любимый композитор певца с консерваторской скамьи. Нестеренко стоял у истоков создания Дома-музея Модеста Петровича в городе Кареве-Наумове Псковской области. Он добился открытия первого в истории памятника великому композитору на Каревском холме, неподалеку от его родной усадьбы. Вместе с великолукским писателем Н.С. Новиковым, Нестеренко написал удивительную книгу о Мусоргском, как наиболее русском сочинителе музыки. Сердечная дружба долгие годы связывает Евгения Евгеньевича с Музеем-заповедником "Пушкинские Горы" на Псковщине и с Музеем М. И. Глинки в селе Новоспасском в Смоленской области, с Домом-музеем Ф. И. Шаляпина в Москве. В этих музеях Е.Е. Нестеренко неоднократно давал шефские концерты. Он - первый исполнитель многих произведений Д. Шостаковича и Г. Свиридова. Дмитрий Дмитриевич называл певца "достойным продолжателем новаторских традиций русской вокальной школы". Георгий Васильевич посвятил Нестеренко три произведения: "Петербургскую песенку", "Папиросники" и "Когда невзначай в воскресенье...".

Важнейшим творческим достижением певца стало создание, совместно с В.Н. Мининым и его камерным хором, первой в стране концертной программы православной духовной музыки.

Она исполнялась сначала на закрытых концертах, на гастролях в Италии в сентябре 1983 года, а затем, в январе и феврале 1984 года, в Больших залах Ленинградской филармонии и Московской консерватории. В июне — июле того же года эта программа была записана на грампластинку в Успенском кафедральном соборе города Смоленска. Участие в концерте после торжественного заседания в Большом театре, посвященного 1000-летию Крещения Руси, стало логическим и счастливым завершением этого прекрасного периода творческой жизни певца – 32-летней службы Большому театру.

После смерти своего учителя на основании 16 общих тетрадей с записями о занятиях, которые вел В. Луканин, его заметок, рукописей, опубликованных статей и конспектов выступлений, Е. Е. Нестеренко как редактор-составитель выпустил книгу (по существу — учебник пения) "Мой метод работы с певцами". Переработанная и расширенная, она вышла под названием "Обучение и воспитание молодого певца". Сам Нестеренко написал монументальный труд "Размышления о профессии". Эти книги стали значительным вкладом в методику современной российской музыкальной педагогики.